История изменений
Исправление Cicero, (текущая версия) :
ещё Карл Поттер сделал
На вопросы: какова связь категорий? о чем суть предположений? в чем состоит действительная логика философского спора? какие начала мысли следует (хотя невозможно) обосновать? и т. д. — ответы будут совершенно различными, но проблематика диалектики всегда оставалась одной и той же. Только в этом контексте может работать (и пониматься) любой схематизм диалектики, в частности — триада.
Карл Поппер проходит мимо всей этой проблематики, и поэтому он напрямую отождествляет диалектику с упрощенной, обессмысленной «триадой».
Сформулирую это резче: отсутствие осмысленного философского контекста — вот что делает невозможным для Поппера и позитивизма в целом плодотворный спор с диалектикой. Этот спор возможен только после устранения «полосы отчуждения». Но позитивизм сам по себе устранить эту полосу не в состоянии.
Карл Поппер понимает «триаду» (для него это тождественно диалектике) так: "...Сначала — идея, теория, или движение. Это можно назвать «тезисом». Такой тезис скорее всего повлечет за собой противоположение, ибо подобно большинству вещей в мире, не лишенный слабых мест, он будет иметь ограниченную ценность. Противоположная ему идея, или движение называется «антитезисом», в силу своей направленности против первого — «тезиса». Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не будет найдено (? — В. Б.) решение, которое в определенном смысле (? — B. Б.) выходило бы за пределы тезиса и антитезиса, признавая при этом относительную ценность того и другого и пытаясь сохранить их достоинства и избежать их недостатков. Это решение, которое является третьим шагом, называется «синтезом»...".
К сожалению, в этом разъяснении — за исключением слов «тезис», «антитезис», «синтез» — нет ничего общего с идеей, в особенности в гегелевском смысле. Перечислю хотя бы несколько моментов такого — «ничего общего».
Во-первых, тезис и антитезис триады (по идее Аристотеля или Гегеля) вовсе не возникают откуда-то извне теории, как чертики ex machina, и не сосуществуют как некие индикаторы «слабых мест» и изъянов друг друга. Это — моменты (переходы) развитияодного понятия (соответственно — теории), но — сие NB — в ее категориальном — логическом — осмыслении. Скучнейший «пример» с «качеством — количеством — мерой» (в разделе категорий бытия) здесь — несмотря на его изъезженность — вполне представителен; во всех теориях: от Евклидовой геометрии до квантовой механики (каждый раз — в своем особом предметном содержании).
Во-вторых, синтез вовсе не есть взаимная индульгенция «относительной ценности» (см. Поппер) тезиса и антитезиса, с сохранением их «достоинств» и очищением от их «недостатков». Ни тезис, ни антитезис вообще не могут быть поняты через «достоинства» и «недостатки». Это слова «из другой оперы»: из внешнего сопоставления отдельных теоретических утверждений, взятых поодиночке и по отношению к наличным «фактам». Речь в триадном синтезе идет о другом. Синтез — это обнаружение высшего тождества тезиса и антитезиса в некоей новой теоретической структуре, предполагающей взаимопредположение, взаимополагание, взаимоотрицание и тезиса, и антитезиса. Причем такая теоретическая структура необходимо имеет форму нового понятия. Скажем, в материале современной физической теории: в понятии микрообъекта как синтезе возможностей быть частицей и волной; быть определенным как волна и частица... Или — в понятии «состояния» как синтеза возможностей быть определенным в понятиях пространственных и (что исключает первое определение) в понятиях импульсных.
В-третьих. Как ни отнестись к идее триады (принимая ее или отвергая), — смысл ее состоит в схематизме внутреннего тождества (=логического обоснования) одной теории — во всех метаморфозах ее движения и строения, но совсем не в какой-то внешней критике взятых «на пробу» (?) отдельных теоретических утверждений, вырванных из единого логического контекста. Вообще, как ни странно, в размышлениях и разъяснениях Поппера нет ни слова о логическом развитии теории, о логике ее внутреннего обоснования и вывода, хотя весь схематизм триады говорит только об этой логической ситуации.
Наконец, в-четвертых, — в триаде речь идет не о научной теории как таковой (и об ее внешнем сопоставлении с «фактами»), но о научной теории в ее философско-логическом, в частности, — категориальном осмыслении. Исключительно об этом. Для Поппера триада относится именно к научной теории (в ее позитивном, если не позитивистском определении), а философская «теория» понимается лишь как частный случай теории научной (образца XIX века). Такая модальность триады совершенно исключает взаимопонимание Поппера и Гегеля или — Поппера и Аристотеля, совершенно исключает продуктивность критики гегелевских триадных построений. Эти построения, конечно, возможно (и на мой взгляд, — необходимо) критиковать, но только после того, как уточнен предмет разговора. До такого уточнения понятий любая критика диалектики неплодотворна.
Впрочем, и архитектоника собственно научной теории: в точках ее возникновения; в узлах доказательства; в замыканиях взаимопревращения — все это в схеме Поппера также начисто исчезает.
Исправление Cicero, :
ещё Карл Поттер сделал
На вопросы: какова связь категорий? о чем суть предположений? в чем состоит действительная логика философского спора? какие начала мысли следует (хотя невозможно) обосновать? и т. д. — ответы будут совершенно различными, но проблематика диалектики всегда оставалась одной и той же. Только в этом контексте может работать (и пониматься) любой схематизм диалектики, в частности — триада.
Карл Поппер проходит мимо всей этой проблематики, и поэтому он напрямую отождествляет диалектику с упрощенной, обессмысленной «триадой».
Сформулирую это резче: отсутствие осмысленного философского контекста — вот что делает невозможным для Поппера и позитивизма в целом плодотворный спор с диалектикой. Этот спор возможен только после устранения «полосы отчуждения». Но позитивизм сам по себе устранить эту полосу не в состоянии.
Карл Поппер понимает «триаду» (для него это тождественно диалектике) так: "...Сначала — идея, теория, или движение. Это можно назвать «тезисом». Такой тезис скорее всего повлечет за собой противоположение, ибо подобно большинству вещей в мире, не лишенный слабых мест, он будет иметь ограниченную ценность. Противоположная ему идея, или движение называется «антитезисом», в силу своей направленности против первого — «тезиса». Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не будет найдено (?— В. Б.) решение, которое в определенном смысле (? — B. Б.) выходило бы за пределы тезиса и антитезиса, признавая при этом относительную ценность того и другого и пытаясь сохранить их достоинства и избежать их недостатков. Это решение, которое является третьим шагом, называется «синтезом»...".
К сожалению, в этом разъяснении — за исключением слов «тезис», «антитезис», «синтез» — нет ничего общего с идеей, в особенности в гегелевском смысле. Перечислю хотя бы несколько моментов такого — «ничего общего».
Во-первых, тезис и антитезис триады (по идее Аристотеля или Гегеля) вовсе не возникают откуда-то извне теории, как чертики ex machina, и не сосуществуют как некие индикаторы «слабых мест» и изъянов друг друга. Это — моменты (переходы) развитияодного понятия (соответственно — теории), но — сие NB — в ее категориальном — логическом — осмыслении. Скучнейший «пример» с «качеством — количеством — мерой» (в разделе категорий бытия) здесь — несмотря на его изъезженность — вполне представителен; во всех теориях: от Евклидовой геометрии до квантовой механики (каждый раз — в своем особом предметном содержании).
Во-вторых, синтез вовсе не есть взаимная индульгенция «относительной ценности» (см. Поппер) тезиса и антитезиса, с сохранением их «достоинств» и очищением от их «недостатков». Ни тезис, ни антитезис вообще не могут быть поняты через «достоинства» и «недостатки». Это слова «из другой оперы»: из внешнего сопоставления отдельных теоретических утверждений, взятых поодиночке и по отношению к наличным «фактам». Речь в триадном синтезе идет о другом. Синтез — это обнаружение высшего тождества тезиса и антитезиса в некоей новой теоретической структуре, предполагающей взаимопредположение, взаимополагание, взаимоотрицание и тезиса, и антитезиса. Причем такая теоретическая структура необходимо имеет форму нового понятия. Скажем, в материале современной физической теории: в понятии микрообъекта как синтезе возможностей быть частицей и волной; быть определенным как волна и частица... Или — в понятии «состояния» как синтеза возможностей быть определенным в понятиях пространственных и (что исключает первое определение) в понятиях импульсных.
В-третьих. Как ни отнестись к идее триады (принимая ее или отвергая), — смысл ее состоит в схематизме внутреннего тождества (=логического обоснования) одной теории — во всех метаморфозах ее движения и строения, но совсем не в какой-то внешней критике взятых «на пробу» (?) отдельных теоретических утверждений, вырванных из единого логического контекста. Вообще, как ни странно, в размышлениях и разъяснениях Поппера нет ни слова о логическом развитии теории, о логике ее внутреннего обоснования и вывода, хотя весь схематизм триады говорит только об этой логической ситуации.
Наконец, в-четвертых, — в триаде речь идет не о научной теории как таковой (и об ее внешнем сопоставлении с «фактами»), но о научной теории в ее философско-логическом, в частности, — категориальном осмыслении. Исключительно об этом. Для Поппера триада относится именно к научной теории (в ее позитивном, если не позитивистском определении), а философская «теория» понимается лишь как частный случай теории научной (образца XIX века). Такая модальность триады совершенно исключает взаимопонимание Поппера и Гегеля или — Поппера и Аристотеля, совершенно исключает продуктивность критики гегелевских триадных построений. Эти построения, конечно, возможно (и на мой взгляд, — необходимо) критиковать, но только после того, как уточнен предмет разговора. До такого уточнения понятий любая критика диалектики неплодотворна.
Впрочем, и архитектоника собственно научной теории: в точках ее возникновения; в узлах доказательства; в замыканиях взаимопревращения — все это в схеме Поппера также начисто исчезает.
Исходная версия Cicero, :
ещё Карл Поттер сделал
На вопросы: какова связь категорий? о чем суть предположений? в чем состоит действительная логика философского спора? какие начала мысли следует (хотя невозможно) обосновать? и т.д. — ответы будут совершенно различными, но проблематика диалектики всегда оставалась одной и той же. Только в этом контексте может работать (и пониматься) любой схематизм диалектики, в частности — триада.
Карл Поппер проходит мимо всей этой проблематики, и поэтому он напрямую отождествляет диалектику с упрощенной, обессмысленной «триадой».
Сформулирую это резче: отсутствие осмысленного философского контекста — вот что делает невозможным для Поппера и позитивизма в целом плодотворный спор с диалектикой. Этот спор возможен только после устранения «полосы отчуждения». Но позитивизм сам по себе устранить эту полосу не в состоянии.
Карл Поппер понимает «триаду» (для него это тождественно диалектике) так: "...Сначала — идея, теория, или движение. Это можно назвать «тезисом». Такой тезис скорее всего повлечет за собой противоположение, ибо подобно большинству вещей в мире, не лишенный слабых мест, он будет иметь ограниченную ценность. Противоположная ему идея, или движение называется «антитезисом», в силу своей направленности против первого — «тезиса». Борьба между тезисом и антитезисом продолжается до тех пор, пока не будет найдено (?— В.Б.) решение, которое в определенном смысле (? — B.Б.) выходило бы за пределы тезиса и антитезиса, признавая при этом относительную ценность того и другого и пытаясь сохранить их достоинства и избежать их недостатков. Это решение, которое является третьим шагом, называется «синтезом»...".
К сожалению, в этом разъяснении — за исключением слов «тезис», «антитезис», «синтез» — нет ничего общего с идеей, в особенности в гегелевском смысле. Перечислю хотя бы несколько моментов такого — «ничего общего».
Во-первых, тезис и антитезис триады (по идее Аристотеля или Гегеля) вовсе не возникают откуда-то извне теории, как чертики ex machina, и не сосуществуют как некие индикаторы «слабых мест» и изъянов друг друга. Это — моменты (переходы) развитияодного понятия (соответственно — теории), но — сие NB — в ее категориальном — логическом — осмыслении. Скучнейший «пример» с «качеством — количеством — мерой» (в разделе категорий бытия) здесь — несмотря на его изъезженность — вполне представителен; во всех теориях: от Евклидовой геометрии до квантовой механики (каждый раз — в своем особом предметном содержании).
Во-вторых, синтез вовсе не есть взаимная индульгенция «относительной ценности» (см. Поппер) тезиса и антитезиса, с сохранением их «достоинств» и очищением от их «недостатков». Ни тезис, ни антитезис вообще не могут быть поняты через «достоинства» и «недостатки». Это слова «из другой оперы»: из внешнего сопоставления отдельных теоретических утверждений, взятых поодиночке и по отношению к наличным «фактам». Речь в триадном синтезе идет о другом. Синтез — это обнаружение высшего тождества тезиса и антитезиса в некоей новой теоретической структуре, предполагающей взаимопредположение, взаимополагание, взаимоотрицание и тезиса, и антитезиса. Причем такая теоретическая структура необходимо имеет форму нового понятия. Скажем, в материале современной физической теории: в понятии микрообъекта как синтезе возможностей быть частицей и волной; быть определенным как волна и частица... Или — в понятии «состояния» как синтеза возможностей быть определенным в понятиях пространственных и (что исключает первое определение) в понятиях импульсных.
В-третьих. Как ни отнестись к идее триады (принимая ее или отвергая), — смысл ее состоит в схематизме внутреннего тождества (=логического обоснования) одной теории — во всех метаморфозах ее движения и строения, но совсем не в какой-то внешней критике взятых «на пробу» (?) отдельных теоретических утверждений, вырванных из единого логического контекста. Вообще, как ни странно, в размышлениях и разъяснениях Поппера нет ни слова о логическом развитии теории, о логике ее внутреннего обоснования и вывода, хотя весь схематизм триады говорит только об этой логической ситуации.
Наконец, в-четвертых, — в триаде речь идет не о научной теории как таковой (и об ее внешнем сопоставлении с «фактами»), но о научной теории в ее философско-логическом, в частности, — категориальном осмыслении. Исключительно об этом. Для Поппера триада относится именно к научной теории (в ее позитивном, если не позитивистском определении), а философская «теория» понимается лишь как частный случай теории научной (образца XIX века). Такая модальность триады совершенно исключает взаимопонимание Поппера и Гегеля или — Поппера и Аристотеля, совершенно исключает продуктивность критики гегелевских триадных построений. Эти построения, конечно, возможно (и на мой взгляд, — необходимо) критиковать, но только после того, как уточнен предмет разговора. До такого уточнения понятий любая критика диалектики неплодотворна.
Впрочем, и архитектоника собственно научной теории: в точках ее возникновения; в узлах доказательства; в замыканиях взаимопревращения — все это в схеме Поппера также начисто исчезает.