История изменений

Я в дестве тоже темноты панически боялся, но не потому что там были чудовища, лол.

Вполне возможно, что ты просто не помнишь, чего именно боялся.

Я помню острое ощущение неспособности объяснить матери, чего именно я боюсь, и заставить её поверить; не осознаваемое, но чёткое понимание, что она их не видит и потому для неё их не существует; вынужденное согласие, что я боюсь просто «темноты», чтобы хоть как-то до неё достучаться; а учитывая тотальную психологическую зависимость ребёнка от матери, я уже даже и не пытался сознательно сам для себя зафиксировать, что вот эти мечущиеся в темноте чёрные тени – это в действительности оно и есть, а матери я наврал. А дальше, полагаю, было обычное вытеснение (или как оно там у психологов называется): я согласился, что боюсь просто темноты, и так оно и стало. Я видел этих тварей время от времени почти до школы, иногда даже днём, и каждый раз был в кромешной панике, но никогда ни это видение, ни связь паники с ним уже не вылезали на сознательный уровень. Вместо этого было шизофреничненько: я знал, что боюсь чудовищ, но каких-то абстрактных, типа плод моей фантазии, и на вопросы «где они» тыкал пальцем куда попало; а тех, что видел и от которых на самом деле паниковал, разум тупо игнорировал (что нифига не удивительно, но это уже совсем другая история).

В принципе вполне возможно, что некоторые дети их не видели никогда: прямо из хаоса восприятия новорожденного сразу начали фиксироваться во «взрослом» восприятии (под действием окружающих – как опилка в магнитном поле). Но я склонен полагать, что у большинства детей сознание несколько лет гуляет в некотором диапазоне, прежде чем зафиксироваться (когда там нынче по науке личность ребёнка полностью сформирована? в три года?), и они их видят, а потом просто забывают.

Я в дестве тоже темноты панически боялся, но не потому что там были чудовища, лол.

Вполне возможно, что ты просто не помнишь, чего именно боялся.

Я помню острое ощущение неспособности объяснить матери, чего именно я боюсь, и заставить её поверить; не осознаваемое, но чёткое понимание, что она их не видит и потому для неё их не существует; вынужденное согласие, что я боюсь просто «темноты», чтобы хоть как-то до неё достучаться; а учитывая тотальную психологическую зависимость ребёнка от матери, я уже даже и не пытался сознательно сам для себя зафиксировать, что вот эти мечущиеся в темноте чёрные тени – это в действительности оно и есть, а матери я наврал. А дальше, полагаю, было обычное вытеснение (или как оно там у психологов называется): я согласился, что боюсь просто темноты, и так оно и стало. Я видел этих тварей время от времени почти до школы, иногда даже днём, и каждый раз был в кромешной панике, но никогда ни это видение, ни связь паники с ним уже не вылезали на сознательный уровень. Вместо этого было шизофреничненько: я знал, что боюсь чудовищ, но каких-то абстрактных, типа плод моей фантазии, и на вопросы «где они» тыкал пальцем куда попало; а тех, что видел и от которых на самом деле паниковал, разум тупо игнорировал (что нифига не удивительно, но это уже совсем другая история).

В принципе вполне возможно, что некоторые дети их не видели никогда: прямо из хаоса восприятия новорожденного сразу начали фиксироваться во «взрослом» восприятии (под действием окружающих – как опилка в магнитном поле). Но я склонен полагать, что у большинства детей сознание несколько лет гуляет в некотором диапазоне, прежде чем зафиксироваться, и они их видят, а потом просто забывают.