История изменений

можно на бревне выйти в открытый океан и грести к экватору

Я очень четко уяснил это еще во времена, когда был богат и относительно знаменит в узких кругах, конечно. Каждый раз где-нибудь в Порту или Лиссабоне на меня внезапно для всех находила такая глубокая тоска, что я лежал практически в бреду и грезил-галлюцинировал по березовой голой прозрачной рощице за окном, по серым ветхим сырым заборам, по мужикам в ушанках с густым перегаром, от которых клубится пар морозным январским утром, по запахам свежих блинов, сметаны, селедки, лука и водки. Через месяц даром не нужны ни омары с лангустинами ни «Энкрузадо», хочется одного: ДОМОЙ! Домой и только домой, туда где трясутся ржавые пазики и каркают вороны, а вместо тонких загорелых Фернаниды и Карминьи задорно смеются поддатые круглозадые пухлые Зинка и Катя.

можно на бревне выйти в открытый океан и грести к экватору

Я очень четко уяснил это еще во времена, когда был богат и относительно знаменит в узких кругах, конечно. Каждый раз где-нибудь в Порту или Лиссабоне на меня внезапно для всех находила такая глубокая тоска, что я лежал практически в бреду и грезил-галлюцинировал по березовой голой прозрачной рощице за окном, по серым ветхим сырым заборам, по мужикам в ушанках с задорным перегаром, от которых клубится пар морозным январским утром, по запахам свежих блинов, сметаны, селедки, лука и водки. Через месяц даром не нужны ни омары с лангустинами ни «Энкрузадо», хочется одного: ДОМОЙ! Домой и только домой, туда где трясутся ржавые пазики и каркают вороны, а вместо тонких загорелых Фернаниды и Карминьи задорно смеются поддатые круглозадые пухлые Зинка и Катя.