История изменений

Несводимость Нео к «причине и следствию» декларируется, а не выводится из каких-то объективных (существующих вне и независимо от Нео) ground truths. В рамках субстанционального дуализма (в философии и некоторых религиях) такая несводимость логически вытекает из доктрины о истинности переживаний от первого лица. И, в частности, о предположении о надежности собственной логики. Строго логические рассуждения о субъективных переживаниях, отталкивающиеся от постулированной истинности других субъективных переживаний (ground truths), зацикливаются. Что и есть манифестация логического парадокса. Человек, якобы, может встать над парадоксом (т.н. Гёделев аргумент). И это, якобы, доказывает его превосходство над машиной. Пенроуз попытался оформить это всё научно, доказывая супертьюринговость человеческой интуиции (рассудок подвержен парадоксам, а интуиция — нет), но у него не получилось.

Декарту простительно, что он попал в ловушку когнитивных искажений. В его время логическая теория еще не была достаточно проработана. А вот Пенроузу — уже нет. Физики, в целом, не выходят за рамки фолк-психологии и если и пытаются найти «физику души», то, в лучшем случае, они будут объяснять фолк-психологию.

Проблема Гёделева аргумента в том, что человеку только кажется, что он стоит над парадоксом, а машина зациклится. Проблема остановки неразрешима в общем случае, а в частных может быть очень даже разрешимой. В частных случаях машина может определить, что она зависла: изменение состояния ходит по кругу при отсутствии входа. Halting set is semi-computable, но это уже слишком сложно для философов и, тем более, богословов, обращающихся к Гёделеву аргументу, как к основному. И совершенно незнакомо той публике, которая их читает.

Будь Нео на самом деле программой, как его оппоненты в трилогии, то он демонстрировал бы в отношении каузальных графов точно такое же поведение, как и человек. Самоприменимая машина (машина, анализирующая историю изменений собственного состояния) не будет способна обнаружить все детерминанты своего поведения. У неё для этого тупо не хватит ресурсов, и дело тут совсем не в проблеме остановки.

И если такая физическая машина об этом своем ограничении не осведомлена, то она неизбежно сделает вывод о своей сущностной «надмашинности». Чтобы такого не происходило, машина должна быть осведомлена о том, что её логический вывод — лишь ограниченно-ресурсная аппроксимация полного вывода, и может быть как неполон, так и противоречив. То же самое и с человеком.

То же самое с холизмом и холонами. Холоны — это феномены, которые можно воспринимать только целостно, не редуцируя их до внутренней структуры. Холоны возникают из-за физических ограничений на вычислительные бюджеты. Интроспекция вычислительно трудна, поэтому какие-то вещи поддаются деконструкции лишь «со временем». Стабильность такого процесса приводит к тому, что холоны становятся «объектами первого класса» в описании мира человеком.

Несводимость Нео к «причине и следствию» декларируется, а не выводится из каких-то объективных (существующих вне и независимо от Нео) ground truths. В рамках субстанционального дуализма (в философии и некоторых религиях) такая несводимость логически вытекает из доктрины о истинности переживаний от первого лица. И, в частности, о предположении о надежности собственной логики. Строго логические рассуждения о субъективных переживаниях, отталкивающиеся от постулированной истинности других субъективных переживаний (ground truths), зацикливаются. Что и есть манифестация логического парадокса. Человек, якобы, может встать над парадоксом (т.н. Гёделев аргумент). И это, якобы, доказывает его превосходство над машиной. Пенроуз попытался оформить это всё научно, доказывая супертьюринговость человеческой интуиции (рассудок подвержен парадоксам, а интуиция — нет), но у него не получилось.

Декарту простительно, что он попал в ловушку когнитивных искажений. В его время логическая теория еще не была достаточно проработана. А вот Пенроузу — уже нет. Физики, в целом, не выходят за рамки фолк-психологии и если и пытаются найти «физику души», то, в лучшем случае, они будут объяснять фолк-психологию.

Проблема Гёделева аргумента в том, что человеку только кажется, что он стоит над парадоксом, а машина зациклится. Проблема остановки неразрешима в общем случае, а в частных может быть очень даже разрешимой. В частных случаях машина может определить, что она зависла: изменение состояния ходит по кругу при отсутствии входа. Halting set is semi-computable, но это уже слишком сложно для философов и, тем более, богословов, обращающихся к Гёделеву аргументу, как к основному. И совершенно незнакомо той публике, которая их читает.

Будь Нео на самом деле программой, как его оппоненты в трилогии, то он демонстрировал бы в отношении каузальных графов точно такое же поведение, как и человек. Самоприменимая машина (машина, анализирующая историю изменений собственного состояния) не будет способна обнаружить все детерминанты своего поведения. У неё для этого тупо не хватит ресурсов, и дело тут совсем не в проблеме остановки.

И если такая физическая машина об этом своем ограничении не осведомлена, то она неизбежно сделает вывод о своей сущностной «надмашинности». Чтобы такого не происходило, машина должна быть осведомлена о том, что её логический вывод — лишь ограниченно-ресурсная аппроксимация полного вывода, и может быть как неполон, так и противоречив. То же самое и с человеком.