А почему, с Вашей точки зрения, бывший сотрудник Вашего института Григорий Перельман отказался от международной премии в миллион долларов, давно объявленной за доказанную им теорему?
Он вовсе не отказывался, ее ему не присудили, потому что он не написал о своем решении теоремы книги. А теперь такую книгу (о решении Перельмана) пишет в США китайский математик Яо, многое укравший у других ранее и получивший Фильдсовскую медаль и премию. За эту книгу они и собираются дать ему миллион долларов (по Уставу Фонда - через два года после публикации книги). Другая фирма уже заплатила ему другой миллион - за то, чтобы он книгу о работе Перельмана написал.
Все подробности вы можете найти в 15-страничной статье об этом в журнале The New Yorker от 28 августа 2006 года. Сергей Новиков отказался перепечатать ее в московском журнале «Успехи математических наук», где он - главный редактор, а я - предлагавший статью член редколлегии. По моему мнению, отказался он потому, что боится мести со стороны Яо (ведь Новиков работает в США). Я Яо не боюсь, он уже пытался и меня съесть, мстя за разоблачение его интриг, но всего лишь украл замечательную работу у моего ученика Александра Гивенталя, чем себя опозорил, а Гивенталя прославил.
Верно ли утверждение, что скоро лидером мировой математики станет Китай?
Если я правильно понимаю политику Китая в отношении математики, то они стремятся не занять первое место в мире, а прибрать к рукам всю математику США, поставив всюду начальниками своих эмигрантов, вроде Яо.
Американцы уступают потому, что школьная подготовка у них чересчур слаба, чтобы конкурировать с выпускниками китайских, индийских и русских школ. Там все знают, что половина больше трети, тогда как в школах США разделить 5/4 на 1/3 из учителей математики могут в некоторых штатах лишь 1%, в некоторых 2%, и не больше.
Как работает математик - нужна лишь бумага и ручка, или что-то еще?
Математик может иногда работать и без ручки, и без бумаги. Я пользуюсь многим другим. Например, мои последние работы (2006 год) основаны на компьютерных экспериментах, проведенных по моей просьбе друзьями из Силиконовой долины в Калифорнии и помощниками в Париже. Но, вообще говоря, математикам оборудование и материалы для работы нужны менее дорогие, чем в большинстве других экспериментальных наук. В физике эксперименты обычно стоят миллиарды долларов, а в математике - единицы рублей.
С Вашей точки зрения, введение единого госэкзамена поможет появлению в России новых математических гениев?
ЕГЭ доказал свою непригодность, когда я проэкзаменовал успешно его прошедших школьников обычным образом. Оказалось, что эти «успешно прошедшие» ничего не знают и не умеют. Удручающая статистика этого официального эксперимента, к сожалению, до сих пор засекречена. Надо бы ее опубликовать! Хотя результат введения этого очковтирательства скажется не сразу, оно приведет со временем к серьезному падению сперва интеллектуального уровня страны, затем индустриального, а впоследствии и оборонного. Это тоже почему-то засекречено.
Когда Вы критиковали реформу нашего школьного образования, находили ли Вы поддержку среди депутатов или политиков?
Интересно, что при обсуждении в Думе вопроса о школьном образовании мое мнение о необходимости сохранения хорошего школьного образования поддержали военные и коммунисты, а против выступили либералы. А именно, военные говорили, что без алгоритмов и геометрии нет ни бомб, ни ракет. Коммунисты же отмечали, что реформаторы хотели исключить из школьного обучения либо Толстого, либо Пушкина, а Арнольд добивается, чтобы, как при Сталине, в школе читали их обоих, а также возражает против предполагавшегося в составленном министром образования проекте реформы исключения из школьного обучения Баха и Моцарта, Бетховена и Чайковского. Реформаторы же обвиняли меня в наступлении на права человека (а именно, на права наших школьников ничего в школе не делать, подобно американским школьникам).
Разумеется, подобные реформы подталкивают нашу молодежь к отъезду. При таких реформах теряется надежда не только на счастливую, но и на любую жизнь в реформируемой стране, которая покатится к средневековой темноте (до чего я, надеюсь, не доживу).
Есть ли данные, сколько наших математиков уехало за рубеж? Почему они уезжают?
Уезжают, в основном, чтобы прокормить детей. Бросить камень в уезжающих не берусь, хотя без них и страдаю. Просто нужно как следует кормить ученых. Уже Сталин это понимал, и поэтому мы располагаем ракетно-ядерным щитом.
Объяснить, как умудряются выживать российские математики, трудно. Их жизнь - чудо. Нобелевский лауреат Фрэнсис Крик, открывший «двойную спираль» генетики, пишет об источнике их жизни так: «тому, кто никогда не испытывал потрясающего чувства внезапного озарения, обжигающего сознание в момент, когда человека, наконец, осеняет правильная мысль, очень трудно объяснить этот состояние».
Несет ли РАН ответственность за плачевное состояние многих наук и ученых?
Верно, что у РАН много недостатков, обычных для министерств, но это - как у демократического правления: ничего лучшего пока не придумано. Это - не специально российское явление (хотя наша Академия соединяет роли Academie des Sciences и министерства науки во Франции).
Для науки во всем мире было бы полезно, если бы нобелевские премии и академические звания раздавались не только генералам от науки, но иногда и квалифицированным специалистам. Шопенгауэр, цитируя Саади, говорит, что ненависть невежд к мудрецу в тысячу раз больше, чем презрение мудреца к невеждам, а поэтому в академиях всегда заседают посредственности.
Может ли сегодня стать академиком сравнительно молодой человек - как Григорий Перельман?
На последних выборах, в мае 2006 года, Григория Перельмана почему-то не выдвинули в академики. Но и среди выдвинутых было немало таких, которые гораздо лучше избранных. Это - тоже всемирное явление. Например, в Париже министр науки, образования и технологий назначил меня членом «Комитета по борьбе за защиту наследия французской науки от иностранцев», цель которого - не допускать ни на какой пост не только не французов, но и тех, кто француз только по паспорту, совсем как у нас при «борьбе с космополитизмом».
А при выборе кандидата на профессорский пост в Париже из 60 претендующих на него в комиссии из 21 члена, куда я входил, шестеро тайно проголосовали точно как я, а остальные 15 противоположным образом, закрыв дорогу пятерым лучшим кандидатам.
И мои французские друзья объяснили мне, что это означает, что все 21 член комиссии оценивали кандидатов совершенно правильно, в соответствии с их научными заслугами. Но только шестеро хотели, как я, выбрать лучшего, а остальные 15 - худшего (так как он станет в будущем их конкурентом при восхождении на следующую ступень). К тому же они объяснили мне, что выбирать за научные достижения - значит брать одних русских (которых среди кандидатов на этот раз не было).
Участвуя в выборах в РАН, я был поражен тем, насколько близко мы подошли к мировому уровню. Дело в том, что повсеместная борьба обществ и правительств против науки, культуры и образования - всемирное явление. Опасаться компетентных соперников очень естественно для принимающих решения начальников. Но в этом общемировом процессе Россия, по моему мнению, отстает (к счастью) на несколько десятков лет. Мы все еще готовим прекрасных ученых, и вовсе не все они уезжают за рубеж. Поведение своих здешних коллег я бы назвал массовым героизмом, и я все еще надеюсь, что Россия благодаря ему перенесет и нынешние попытки лишить ее науки и образования, как она перенесла царствование Швондеров и Лысенок в прошлом.
http://www.gzt.ru/topnews/education/-vladimir-arnoljd-opasatjsya-kompetentnyh...
